– Не могу. – Марлоу покачал головой. – Простите, старина, я никогда никого не женил и сомневаюсь, что устав допускает это.
– Адмирал дал вам разрешение сделать так, как я прошу.
– Черт подери, он так осторожно выразил это, старина: «оказать ее, если я пожелаю». Бог мой, старина, это значит сунуть голову прямо в петлю на старушке нок-рее, – сказал Марлоу. Слова обгоняли его мысли, он уже предвидел всевозможные беды, которые обрушатся в будущем на его голову. – Вы не знаете Кеттерера, как его знаю я, Боже, нет, любого старшего офицера, если уж на то пошло! Если я сейчас сделаю неправильный выбор, он меня подвесит за… и моя карьера полетит к чертям собачьим… – Он остановился, чтобы перевести дух, покачал головой и продолжал смущенно: – Я никак не могу этого сделать, никак не…
– Но почему же? Вы не одобряете нас?
– Конечно одобряю, господи, конечно, но ваша мать не одобряет, то есть я хочу сказать, она говорит вашему браку «нет», и у сэра Уильяма в этом пироге свой палец торчит, Церковь вас не венчает, другие капитаны тоже, и, черт меня подери, по закону вы оба несовершеннолетние, поэтому, если бы я обвенчал вас, это все равно было бы недействительно, а она… черт, вы младший член семьи, и она тоже… я просто не могу так рисковать… – Внезапная мысль, и он посмотрел в сторону берега. – Не раньше, чем я просигналю Кеттереру. Я попрошу разрешения.
– Если вы сделаете это, вы навсегда потеряете перед ним лицо. Если бы он хотел, чтобы вы так поступили, он бы так и сказал.
Марлоу впился в него испепеляющим взглядом. Он перечитал послание адмирала и простонал. Струан был прав. Его будущее тоже лежало на чаше весов. Господи Милосердный, и зачем только я пригласил их сюда! Первым, что он запомнил в своей жизни из напутствий отца, было: «На флоте ты управляешь кораблем по правилам, по уставу, до последней буквы, черт подери, если только ты не чертов Нельсон, а за всю историю он был один такой!»
– Извините, старина, нет.
– Вы наша последняя надежда. Теперь наша единственная надежда.
– Извините, нет.
Струан вздохнул и расправил плечи, решив пойти с козырного туза.
– Эйнджел! – крикнул он. Она услышала его со второго раза, вернулась вместе с Ллойдом и встала рядом с ним. – Эйнджел, как бы ты посмотрела на то, чтобы пожениться сегодня, прямо сейчас? – спросил он, глядя на нее с огромной любовью. – Джон Марлоу может провести церемонию, если захочет. Что скажешь?
Восторженное изумление охватило ее, и она не слышала, как Марлоу начал говорить, что, к своему глубокому сожалению, он не может, но ему закрыла рот та страстность, с которой она обняла и поцеловала его, потом Струана, потом опять его.
– О да, о да… Джон, как чудесно, вы ведь согласитесь, не правда ли, о, спасибо вам, спасибо, как это замечательно, пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста, – умоляла она, приникая к нему с доверчивостью, перед которой невозможно было устоять. И он услышал свой голос:
– Да, конечно, почему же нет, буду рад, – произнеся роковой приговор себе так сдержанно, как только мог, хотя изнутри был разгорячен больше, чем когда-либо, и по-прежнему намеревался ответить отказом.
Рулевой скрепил договор радостным воплем:
– Трижды ура капитану Марлоу, у нас на борту свадьба!
Обед превратился в шумный и веселый предсвадебный пир: всего два-три бокала вина, только чтобы попробовать и убедиться в его редких качествах, и не слишком много еды, остальное отложили на потом – все трое были взволнованы, возбуждены, всем не терпелось начать. Приняв решение, Марлоу тут же направил корабль в открытое море на всех парусах и стал их самым энергичным сторонником; ему хотелось, чтобы церемония запомнилась и была безупречной во всем.
Однако прежде чем произнести добрачный тост в конце обеда, он сказал с серьезным видом:
– Одному Богу известно, будет ли это действительно законно, но в уставе флота я не могу найти ничего, что говорило бы об обратном, или о том, что этого нельзя делать, нет никаких оговорок относительно возраста вступающих в брак, указывается лишь, что оба они должны официально, при свидетелях, заявить о добровольности своего решения и должны подписать аффидевит, который заносится мною в судовой журнал. Как только мы попадем на берег, разразится гром проклятий или поздравлений, и вам, возможно, придется… возможно, будет разумно пройти еще и через церковный обряд – обе Церкви и так поднимут сумасшедший крик, узнав о наших с вами усилиях.
Анжелика уловила в его голосе тень сомнения.
– Но, Джон, тут ведь нет ничего недозволенного, правда? Малкольм рассказывал мне о противодействии, а что до отца Лео… – Ее носик сморщился от отвращения. – У вас не будет неприятностей, нет?
– Никаких абсолютно, адмирал дал разрешение, – ответил Марлоу с большим благодушием, чем испытывал на самом деле. – Довольно разговоров, пью за ваше здоровье и за будущее потомство!
Анжелика тоже поднесла бокал к губам, но Струан остановил ее.
– Извини, дорогая, пить за свое здоровье приносит несчастье, это просто старое поверье, и на кораблях Королевского флота все тосты пьются сидя.
– О, простите. – Она зацепила рукавом бокал, он задел другой, и раздался чистый высокий звон. Тут же Марлоу и Струан протянули руки и заглушили его.
– Извини, дорогая, – пояснил Малкольм, это еще одно старое морское суеверие. Если звону бокала дать замереть самому по себе, где-то в мире утонет моряк.
– О. – Свет на ее лице потух. – Как жаль, что я не знала, столько раз в прошлом…
– Ни о чем не беспокойтесь, – быстро проговорил Марлоу. – Если вы не знали, то тогда и суеверие не срабатывает. Правильно, Малкольм?
– Да, вы снова правы. Я хочу предложить тост, Анжелика. За Джона Марлоу, капитана Королевского флота, джентльмена и лучшего друга, какой у нас есть!
Маленькая каюта наполнилась оживленными голосами и смехом, а потом Ллойд объявил, что на палубе все готово. Поцелуй напоследок, такой нежный, и вот они поднялись наверх и встали там, рука в руке, готовые идти до конца.
Фрегат встал против ветра; его паруса и реи подрагивали. Все свободные от вахты члены команды построились, наглаженные и начищенные по случаю, лицом к полуюту, где Анжелика и Малкольм предстали перед капитаном. По обе стороны от Марлоу занял место почетный караул из двух морских пехотинцев. Он открыл Устав флота на нужной странице и дал знак горнисту, который проиграл построение. Боцман дунул в свою дудку, и вся команда встала по стойке смирно.
– Мы собрались здесь, как свидетели венчания этих двух людей перед лицом Господа…